Аллилуйя женщине-цветку - Страница 24

Хмурым утром 1931 года я присутствовал при рождении Китайской советской республики, которая начала оказывать яростное сопротивление законному правительству в Нанкине, где господствовали гоминьдановцы. Через три года вместе с этими самыми советами я терпел одно поражение за другим, и войска Чана окружали нас со всех сторон.

С октября 1934 по ноябрь 1935 года Силуан заставила меня пережить все тяготы Великого похода. Находясь в рядах Восьмой армии под командованием Мао и Чжудэ, я прошел пешком девять тысяч километров, преодолевая крутые кряжи и быстрые реки, жаркие пустыни и заснеженные горы. На меня налетали вихри то ледяного дождя, то раскаленного песка. Пользуясь настилами из веток, я пересек множество болот. Вся нижняя половина моего тела погружалась в коричневую жижу, и я сотни раз рисковал остаться там навеки.

Самым волнующим моментом похода было передвижение по мосту Лутин через реку Тату. Партизанский отряд, бойцами которого были, разумеется, Силуан и я, подвергся жестокому авианалету. Совершенно открытые противнику на склоне безлесного холма, мы были уверены, что пришел наш последний час. Раздался взрыв тысячекилограммовой бомбы, который подбросил нас в воздух вместе с рыжей круговертью камней и земли. Придя в себя, я расслышал голос девушки:

— Именитый гость, идея Мао Цзэдуна остается с нами!

— Да будет так! — должно быть, отреагировал я.

Все доски настила еще не пройденного моста разлетелись в щепы. На сотню метров вниз было жутко глядеть: со дна торчали заостренные обломки скал, а вода вихрилась и выла, как сто драконьих голов. Приказ был любой ценой перебраться на тот берег. И вот, на сибирском холоде, мы зазмеились друг за дружкой по мосту, цепляясь за кабели и металлический костяк, а сверху в нас стрекотали огнем самолеты наших совсем еще недавних товарищей по оружию. Передо мной, меньше чем в метре, колыхался «кубинский» задок моей фазаночки; он прямо-таки сиял над пропастью, указывая мне спасительный путь. С ободранными руками и сдвинутыми мозгами я преодолел этот чертов мост.

Затем пламенная речь Силуан вовлекла меня в войну против Японии. Я участвовал в рейдах по тылам японских войск. Сентябрьским днем, в золотую осень, я принял полновесное боевое крещение в антияпонской войне в ущелье Пинсинкьян, к северу от провинции Шаньси. Через восемь месяцев в провинции Хубэй, в местечке Сифенг, мы с Силуан чудом ускользнули от патруля противника, который застиг нас в вечерних сумерках на опушке леса.

В последующие годы я участвовал во многих кампаниях и против японцев, и против гоминьдановцев, но вскоре последовал за моей переводчицей в юньнаньский аэропорт приветствовать Мао, который вылетел в Чунцин на мирные переговоры с Чан Кайши. Но прошло еще два года гражданской войны, когда наконец наступило 1 октября 1949 года и на площади Тяньаньмэнь ликующая толпа приветствовала победу революции.

3

Не успел я очухаться и перевести дух, как Силуан вдруг вывела меня из грез в действительность.

— Именитый гость, завтра у нас будет насыщенный день в Кантоне. Пора бай-бай. Отвернитесь, пожалуйста, я разденусь.

Я повернулся к стенке и закрыл глаза, повинуясь приказу. Началось магическое шелестение. Силуан сняла маоистскую голубую униформу, лифчик, юбчонку, чулки, туфли. Она была голая, голая, совсем голая в нескольких сантиметрах от моей пылающей спины! Купе заполнилось ароматом водоплавающей дичи со смесью имбиря, корицы и стручкового перца. И вот уже тридцать лет спустя у меня из ноздрей не выходит этот интимный аромат золотистого фазана, предвещающего радость, и теперь он неотрывен от моего представления об обнаженной женщине.

— Именитый гость, все готово!

Она была в дорожно-домашнем халатике чуть не до пят, но с разрезами по бокам, приоткрывавшими бедра.

— Я отвернусь, именитый гость, теперь переодевайтесь вы.

Дрожащими руками я расстегнулся, разделся, натянул пижаму, опрыскался одеколоном. Мы опять уселись друг против друга и были похожи на супружескую пару, едущую в свадебное путешествие на солнечный юг своей грядущей жизни: она в желтом халате с черными цветками, я в гранатовой пижаме, купленной в шикарном бельевом магазине в Цюрихе.

— Именитый гость, прежде чем погасить свет, не хотите ли последнюю чашечку чая?

— С удовольствием, золотистый фазан, предвещающий радость.

Она быстро приготовила чай.

— А ведь вы, именитый гость, ничего не сказали, какое впечатление произвел на вас Нанкин.

— Мне он показался не так уж типичным для Китая и привлекательным, как Пекин, Ганьсу и Шанхай. Однако на меня произвела впечатление аллея, ведущая к усыпальнице династии Мин.

— Да, конечно. А почему?

— Мне понравилось, что она уставлена каменными фигурами людей и животных, а не только одних людей. А еще у меня даже слезы на глазах выступили при виде озера сплошь в лотосах. Я вообразил, как чудесно было бы там проплыть на лодке при лунном свете.

— Между озером и правым берегом Янцзы, — отреагировала она, — предусматривается строительство гигантского промышленного комплекса.

— Тем более, — упрямо тянул я свое, — что лотос имеет особое значение в китайском образном мышлении, не правда ли?

— Да. В старину этот цветок служил своего рода маятником, отмеривающим время рождений и возрождений.

— А я слышал, что в древнем Китае лотос, растущий в мутной и стоячей воде, символизирует самую тайную и самую влекущую часть женского тела, и эта часть раскрывается во всем своем блеске!